Начало Часть 4

Я собралась. Всё, как обычно: джинсы, футболка с принтом группы Queen, косичка, походный рюкзак и ведёрко с земляникой. 

А что? Еду навестить больную, избитую мной подругу, везу ей гостинец из леса от зайчика с серыми ушками, мириться собираюсь. Всё-таки подруга. Ну, согрешила, с кем не бывает. Со мной, правда, не случалось, но не могла же я испытать на себе все прелести этого мира?

Но в целом созданный мной образ мне не нравился. В этой картине были недостаток и излишек. Недостаток в том, что я еду к поколоченной подруге с ягодами, а по идее надо было бы прикупить иод и лёд. 

А излишек скрывался в косичке: из-за неё я выглядела, как послушная мамина дочка, а вот чего я в жизни ненавидела, так это быть маминой дочкой. Я и теперь жалею, что не сирота. Ладно, это был хорошо продуманный имидж, но только не сегодня!

Я расплела волосы, запихнула землянику в холодильник – отдам соседке, у неё какая-то малолетняя ребятня живёт. С распущенными волосами я стала похожа на женщину с картины, которая собралась кого-то убить. 

Я больше не собиралась, хотя это соответствовало воздуху, который пропитался моими мыслями в моё отсутствие. 

В квартале от дома я поймала машину. Лицо водителя показалось мне приличным, и я села. Какой-то пенсионер, дачник. Пять дорожных минут он рассказывал мне про то, как плохо у него растут огурцы, а я охала и кивала. 
Вышла я за два дома от Машки. Не к подъезду же подкатывать. Первое, что скажет: «Ну всё, мы уже и пешком ходить разучились!». 
 
Заявляя о своём прибытии условным звонком в дверь, я с досадой подумала, что, скажи ей сейчас, чтоб сменила свой розовый коврик хотя бы на зелёный, то эта грёбаная Барби захлопает длинными ресницами, точно как идиот хлопает в ладоши, повторяя чужое движение и спросит: «А как я в нетрезвом виде узнаю свою квартиру?» Номера ей плохо давались ещё со школы.

Она открыла не сразу, но и не немедля. Выглядела Машка получше. Синяк уже не вызывал того острого сострадания, какое я испытала пару дней назад. 

Машка оделась в розовый спортивный костюм, подстать коврику. Я заметила, что она сделала маникюр в домашних условиях.

- Таня, - Её голос дрожал от обиды. – Я тебе вчера звонила.

- Я на дачу уезжала, отдохнуть немного, - ответила я, закрывая дверь на все возможные задвижки и разуваясь. 

- От чего? 

Она просто убила меня своим вопросом. 

Я даже сделала на шнурке петлю – плохой знак. 

- Да так, от города, от суеты, - сказала я равнодушным голосом, откидывая волосы за спину.

- Я думала, что ты меня бросила, - звонким голосом обвинила она, упираясь в меру упитанной задницей в давно не ремонтированный косяк. 

- Удивительно, - процедила я сквозь зубы. – Ты, вроде как дура, а тут такое грандиозное состояние: думала! 

Машка в возмущении схватила самую большую расчёску – брашинг, просто, чтобы повертеть её в тонких пальцах и с силой швырнуть в зеркало. Расчёска шлёпнулась в визитницу и учинила беспорядок. 

Визитки разноцветным вальсом легли у моих ног. 

Машинально я прочитала: Бобров Сергей Владимирович, консультант. Имя показалось мне знакомым, но мало ли кто побывал у Машки в поклонниках? 

- А на счёт чего он консультирует? – задала я невинный вопрос, чтобы разрядить нервозные обстоятельства встречи. 

- Я.. не помню, - заявила Машка высокомерно. 

Обычно в таких случаях она долго вертела кусок картона в руках и мучительно вспоминала, кто же это такой, уж не арабский ли шейх? Она могла не помнить две средние цифры своего шестизначного номера или зачем простые обыватели пять дней в неделю ходят работать строго по утрам, но только не имена и поло-жение мужиков, которые зачем-то отдавали ей свои визитные карточки.

- Тебя вроде по мозгам не били, - миролюбиво заметила я, оценивающе оглядывая её причёску: волосы собраны на макушке, на затылке пара локонов – такие нежные, беззащитные, как цыплятки, засыпающие под горячим светом лампы, заменяющим мать.

- Зачем тебе знать, кто он? – досадливо повела она плечом, изогнув затем талию «восьмёркой». 

Безотказный жест для самцов. 

- Хочу проконсультироваться, - заявила я, прибирая визитку в карман. 

Пригодится. 

- Он уже не консультирует. Он уехал, - выдавила она. 

- А говоришь, что не знаешь, - подколола я её. 

Машка запыхтела и ушла в гостиную, где тотчас же послышался звук «буль – буль». Я прошла следом в гостиную и села в кресло. Там ничего не изменилось. Пепельница, полная окурков, бутылка водки, опустошённая вдвое, чистый стакан.

- Вылей, - сказала я, закуривая. – Сэкономь мои силы. Мне напрягаться лень. 

- Это дорогая водка, - упрямо возразила Машка и налила себе целых полстакана. 

- Я плохо сплю, - оправдывалась она. 

Но я ещё ни разу не услышала ни одного оправдания пьянству, которое бы меня удовлетворило, а то я бы сама сбегала в ближайший супермаркет и не поскупилась бы на эту мерзость. 

- Как знаешь. 

Чуть привстав, я ногой столкнула «Вечернюю зарю» на Машкин потёртый персидский ковёр, о котором она с гордостью гово-рила, что это – наследство небедной бабушки. 

– Переживёшь.

Я имела в виду её сон.

- Да что ты себе позволяешь! – заорала на меня лучшая подруга, спасая остатки бесовского напитка.

- Из лужицы попей, - напомнила я. – Козлёночком станешь, и тогда гордость свою не уронишь.

- Какая же ты жестокая… - прошептала Машка сквозь слёзы, стоя на коленках перед растёкшимся пятном на красно – коричневой вязи. – То, что ты меня спасла, ещё не позволяет тебе… 

Я прервала её: 

- Ещё как позволяет, пряник ты мой медовый! И ни от чего я тебя не спасла, потому что ты проспишься, морду подлечишь и снова присядешь и согнёшься на своих стареньких делишках. 

- Зачем ты так… - всхлипнула она. 

Глазами она на меня смотрела отчаянными, ярко – голубыми. В целом она выглядела, как раскаявшаяся грешница, которая чутким ухом слышала, как перекатываются тяжёлые камни в карманах недоверчивых праведников.

- Грубо, не спорю. Давай оставим эти сопли на потом, - предложила я, закуривая новую сигарету и вытаскивая визитку Боброва Сергея Владимировича. 

– А ты мне лучше про этого хмыря поведай. Кто такой, чем дышит. 
Машка молчала, согнувшись над лужей на ковре.

- Ну, где речь твоя впечатляющая? – подбодрила я.

- Оставь его в покое, - хмуро ответила Машка.

- Он, что, порядочный семьянин? 

Мне самой с трудом верилось в то, что я говорю.

- Нет, он бандит…    

- Не тот ли, с которым ты на Bentley каталась?

- Я не разбираюсь в машинах, ты же знаешь. 

Я знала. 

У Сергея, которого я застрелила на даче, во дворе стоял серебристо – серый Bentley. От этого открытия мне стало тоскливо, как будто бы я была ангелом и за то, что стащила с божеского стола кусок коврижки, меня лишили крыльев. 

- Ладно, оставим твоего Сергея в покое. – Машка облегчённо вздохнула. – Я сейчас расскажу тебе, что случилось. Ты всё внимательно выслушаешь, запомнишь слово – в – слово, и будешь это всем желающим рассказывать. Понимаешь? 

Она нехотя кивнула, прижимая бутылку к груди, как куклу с оторванной головой. Но выбора у неё не было.

- Значит, два дня назад мы с тобой поссорились. Я узнала, что ты изменяешь мне с мужем и приехала к тебе на разборки. Побила я тебя основательно, а подлеца – мужа из дома выгнала. Потом я, мучимая угрызениями совести – разве муж – козёл и изменщик – может быть дороже любимой подруги? - приехала к тебе мириться. И вот мы с тобой забыли прошлое, сидим тихо – мирно, кофе пьём из зерён перемолотое, тему смакуем, что «все мужики – сволочи», собираемся в какой-нибудь сраный Мармарис. 

Решаем, как билеты закажем: как все нормальные люди через турагентство, или через Интернет, и музыку какую-нибудь душевную слушаем: например, альбом Queen 1975 года. Если не нравится, можем поставить 1984-го…

Что-то понесло меня вовсе не туда. И голос стал жёстким, как волоски синтетической метлы и не было жалости к поруганной добродетели подруги, потому что в руках я вертела визитку с име-нем Сергей Владимирович Бобров, который был владельцем красивого серебристо-серого Bentley. Мысли определённой частоты посещали мою умную голову, но мне не хотелось думать, что я права. 

Машка встала с ковра и села напротив меня, и смотрела она на меня как на большого, немытого и волосатого дровосека, который сейчас одним ударом сломит её хрупкое, кукольное будущее.

- Кто тебе это сказал? Об этом НИКТО не знал. 

- О чём? – я улыбнулась как королева из песни – «улыбкой слёз», потому что догадалась обо всём.

- У нас со Славой были отношения, - слабым голосом полузадушенной птички прошелестела Мария. – Мы хотели уехать вдвоём, как муж и жена…

- И что вам помешало? – осведомилась я почти что ласково.

В самом деле, не с Меркюри же она собиралась сбежать, а всего лишь с бандитом – недоумком по прозвищу «Колесо». – Ну, облегчи душу, скажи. 

Теперь – то вы всё равно уже никуда не уедете.

- Ты… - выдохнула она.

- Что – Я? – я задавала вопросы, оттягивая страшную для меня правду.

- Ты мешала… 

Она смотрела мимо меня в стену на идиотскую картинку в стиле «Фэнтези», изображающую субтильную накачанную героином девицу в лучшем смысле этого слова. У девицы были длинные прямые волосы красивой блондинки, спущенный красно – белый чулок, зелёная юбка – макси и бордовый полушалок, которым она прикрывала то ли свою растерянность, то ли свою готовность отдаться воде безо всякой мысли о суициде.

Машка говорила про эту картину, что это её – душа: светлая, чистая, балансирующая на грани греха и добродетели. 

Наверное, находились те, кто ей верил. 

Наверное, и мне надо было сейчас встать, обнять её за плечи, прижать к себе материнским жестом и сказать, что девушка на картине – вылитая Мария Алексеева. 

Позволить ей проплакаться на моей футболке с принтом группы Queen, и всё бы у нас стало хорошо, но эта проклятая визитка сковала меня по рукам и ногам.

- Я всё ещё не понимаю, в чём проблема, - сказала я сдавленным голосом, как будто мне случайно наступили на грудь и забыли убрать ногу. – Я, что, похожа на розовую гиену? Я бы дала Славе развод и – живите себе на широкую ногу. Я бы поняла. В конце концов, у меня есть то, чего нет у вас – Меркюри…

- Слава изначально переводил деньги в столичный банк на счёт на твоё имя, - не слыша меня, монотонно затвердила Машка, как заезженная пластинка. – Чтобы его никто не заподозрил. Он застраховал твою жизнь на большую сумму. Он подставил Шатрова и шантажировал его весь этот год. Он готовил твою смерть.

- Вот это да! – восхитилась я. – Ну-ка, весь сценарий подробнее!

- Слава всегда говорил про тебя, что ты способна убить. 

Я чуть не расплакалась. А она будто читала учебник по биологии. 

– Слава придумал это изнасилование. Конечно, мне изувечили лицо… 

Изувечили лицо! Слова – то какие! 

- И дальше он сделал ставку на то, что ты поведёшься и приедешь на дачу. И там они тебя бы убили – но не как тебя, а как меня. То есть, мы бы поменялись местами. 

Я быстро сообразила что к чему:

- Мэри, неужели ты бы перекрасилась в умную брюнетку и выпрямляла бы стайлером волосы каждое утро? 

Машка промолчала.

- А Сергей Владимирович Бобров, это тот мальчик в костюмчике, который якобы привёз тебя на дачку? 

Она едва кивнула головой. Зря я не интересовалась всерьёз всеми Машкиными кавалерами, зря. 

- Крутой, конечно, план вы смастерили, - Что ещё мне оставалось сказать? – Ну, а что же ты мне мямлила про дачу, что не помнишь, где находится? Задачу мне усложняла? А я мозги чуть не сломала.

- Слава сказал, что я должна «вспомнить» про дачу в крайнем случае. Он сказал, ты додумаешься.

- Ясно, почему он фото Шатрова оставил. Жалко его, неплохой человек, оказывается, был…

- Он про Шатрова вообще ничего не говорил, - затараторила Машка. – А этих бандитов Слава мне в «Сафари» показал, а с Сергеем я и раньше была знакома. Мы как-то на озеро ездили отдыхать.

- Это после которого ты все тесты на беременность в аптеке скупила? 

Она кивнула.

- А на даче я никогда не была. Слава оставил бандитов ждать тебя. Когда ты уехала, я позвонила ему. Я только не понимаю, зачем он тоже поехал на дачу.

- Спасибо, Маша, - искренне поблагодарила я. – Наверняка он хотел сказать мне последнее «прощай». Даже не знаю, жаль мне или не жаль, что всё так вышло?

- Я не понимаю, почему у тебя всё получилось, - тихо сказала Алексеева без приевшегося кокетства в голосе. – Тебе очень сильно повезло.

- Маш, - позвала я её, как в старые добрые времена, - Скажи честно: ты согласилась из-за денег? 

Она не стала отвечать. 

- Хорошо, я спрошу по-другому: это ты сказала Айваседу, что я киллер? 

Опять молчание.

- Ладно, - я заводилась. – Наверное, тебе будет интересно узнать, что это Вадик рассказал мне про вас со Славой.

- Значит, это Слава ему проговорился, - равнодушно отозвалась она. – Теперь ты меня тоже убьёшь?

- Даже не знаю, - я стала размышлять вслух. - Наверное, для начала, скажи мне, что сделает эта девушка на картине?

- В смысле? – не поняла Мария.

- Ну чего ты бестолковая такая! – рассердилась я. – Она уйдёт в свой ветхий домик и будет жить дальше, или шагнёт вперед, чтобы утонуть? 

- Я никогда не думала об этом. – Она сидела, как побитое дождём дерево. – Так ты убьёшь меня?

- Ты много знаешь, конечно. И можешь заложить меня ментам. Но мне почему-то хочется верить, что ты этого не сделаешь.

- Почему?

- Наверное, мне больше некому верить… Пойду, кофе сварю. 

Машка кивнула. Я мельком оглядела её, когда проходила мимо: что-то не была она похожа на размазню, какой обычно представлялась. Сидела собранная, опрятная, жалкая и чуть напряжён-ная, как в очереди к гинекологу за анализами на беременность.

Я долго молола кофейные зёрна, будто собиралась превратить их в бесполезную труху. Залила кипятком, дождалась пены. Налила себе полную чашку. 

И только тогда до меня дошло, что раз они со Славой готовились уехать, то бывший супруг должен был позаботиться о такой вещи, как документы. Такой простой вещи, как паспорт на моё имя с фотографией Марии.

По которому она получит в банке всю сумму. 

И что ей мешает стать Татьяной Анатольевной Колесниковой без меня и без Славы? 

Наверное, лишь одна вещь – она не знает, где Слава хранил этот фальшивый паспорт. 

В этом весь Слава: он никогда не доверял бумаг женщинам. Иначе Маша сама приготовила бы мне кофе с димедролом. Оружие – это гламур не её свойства, не для её нежных пальчиков.

Шаги в дверях заставили меня обернуться. Мария целилась в меня из пистолета. 

Чёрное дуло было самым красивым зрелищем, какое я видела в своей жизни. Даже красивее, чем чёрные пятна на шкуре далматинца.

- Хороший пистолетик, - заметила я. - На Славин похож. Точно, Славин. 

Я отхлебнула кофе. Мария взвела курок.

- Мне повезло, - иронически заметила я. – Не каждого убьёт такая красивая Барби в розовом костюмчике. 

После чего я выплеснула кофе Маше в лицо и резко бросилась ей в ноги. 

Прогремел выстрел. 

Пуля пробила кухонное стекло, и оно с жалобным стоном посыпалось с пятого этажа в палисадник, который бабки каждую весну засаживали мальвами.

Выронив пистолет, Машка каталась по линолеуму и выла от боли. Она то прижимала ладони к лицу, то отстраняла их – наверное, ей было очень больно. 

Я не знала, что мне делать. Пока я соображала, в дверь забарабанили соседи. 
Я всё-таки нашла силы, чтобы пожалеть её. 

Ведь она была самым близким моим человеком в течение всей моей бессмысленной жизни. 

Машке, конечно, досталось. И от Славы, и от меня. 

Её ярко – красное лицо уже не хранило следы былой привлекательности, розовый костюм украсился коричневыми пятнами от кофе.

Я опустилась рядом с ней на колени, обняла её глупую голову и прижала к груди. Я перебирала её самые красивые в мире шелковистые локоны, пока в квартиру не ворвался наряд милиции. 

И дальше всё происходило, как дешёвом детективе. Машку оторвали от меня, грубо оборвав пуповину и забыв обработать её спиртовым раствором. Кто-то намочил полотенце и обвязал Машке лицо.

Пистолет упаковали в целлофан и нас обеих увезли в отделение. Я пыталась врать, что выстрел произошёл случайно, мы, вроде как баловались пистолетом моего супруга… 

Но Мария не захотела игр с совестью. 

Нас разлучили, я долго мучилась в кабинете с казённой мебелью, пока не пришёл дотошный следователь в квадратных очках по фамилии Брусникин и не начал говорить ужасные вещи.

Он рассказал мне о бойне на даче, о готовящемся на меня покушении Марии Алексеевой и Станислава Колесникова, он принёс мне воды и угостил сигаретой. 

Алексеева призналась, что убила отморозков с дачи, как ненужных свидетелей, и Славу убила. Хотела свалить всё на меня и уехать под моим именем. Паспорт нашли в её квартире под ворохом дорогого белья.

Окончание Часть 6